«Мы здесь застряли»

Путин обещал «вытащить россиян из трущоб» минимум восемь раз. Пока не вытащил 

В России больше миллиона человек живет в аварийном жилье. По подсчетам Следственного комитета, в непригодном для жизни состоянии находятся 70 тысяч домов — это только те здания, жильцы которых смогли добиться официального решения о необходимости расселения. Как отмечает председатель СК Александр Бастрыкин, треть обитателей развалюх «находятся в ненадлежащих условиях свыше пяти лет». При этом Владимир Путин борется с трущобами третий десяток лет. «Не может страна с такими резервами, полученными за счет нефтегазовых доходов, мириться с тем, что миллионы ее граждан живут в трущобах. Невнимание государства к этим проблемам считаю аморальным», — говорил Путин в 2007 году. «Нужно из трущоб людей выселять, как я уже обращал на это внимание коллег», — сказал он же в ноябре 2022-го. Как подсчитали журналисты, за последние 17 лет глава государства обещал «вытащить россиян из трущоб» минимум восемь раз.

При этом многие живут в домах, которые фактически непригодны для жизни, но аварийного статуса — а значит и надежды на расселение — не имеют. Как объясняют эксперты, решение о признании здания аварийным принимают муниципальные власти, у которых — попросту не хватает денег. «НеМосква» разбиралась с проблемой на примере Энгельса — второго по численности жителей города Саратовской области. 

Дом на Строителей-41а: зачем что-то чинить, если вас снесут?

Проспект Строителей — окраина Энгельса. Здесь городская улица незаметно превращается в трассу на Казахстан. Фуры на обочинах, разросшиеся посадки, заводские корпуса за бетонными заборами, ворота кладбища. За решетчатой оградой степной ветер раздувает триколоры на свежих могилах военных.

Во дворе дома №41а выцветший щит сообщает, что в 2019 году в рамках приоритетного проекта «Формирование комфортной городской среды» здесь было потрачено на благоустройство 3,2 миллиона рублей — проложен асфальт, установлены урны, скамейки и уличные светильники.

От описанной на плакате роскоши остались только потертые лавочки и светодиодная лампа над подъездом.

— Эта лампа летом перестала светить. Управляющая компания три недели не могла ее заменить. Отвечала, что автовышки нет, хотя здесь и со стремянки можно дотянуться. С тех пор, как нас признали аварийными, коммунальщики вообще на нас забили, — рассказывает местная жительница Наталия Иванова.  

По словам жильцов, управляющая компания и раньше не слишком быстро откликалась на обращения, а теперь еще медленнее реагирует на заявки по авариям на канализации и водопроводе, а работу выполняет спустя рукава. Как говорят рабочие жильцам: зачем что-то делать, если вас всё равно снесут?

На получение аварийного статуса у жильцов дома №41а ушло несколько месяцев. В декабре 2023 года они звонили на прямую линию Путина, писали руководству Следственного комитета и Генеральной прокуратуры. Только после обращений к большому начальству районная администрация инициировала процедуру признания дома аварийным. В марте прислали эксперта. Иванова вспоминает, что «часов пять-шесть она здесь ходила», а в начале апреля жильцов вызвали на межведомственную комиссию и выдали заключение об аварийности.

— Смотрите сюда, — Наталья просовывает двухметровую доску в щель между стеной дома и остатками отмостки. Доска целиком уходит под здание и свободно, не встречая сопротивления, движется во все стороны. — Под домом нигде нет фундамента, — объясняет собеседница суть эксперимента. 

Как указано на портале МинЖКХ.РУ, фундамент у здания должен быть — ленточный. Но в реальности от него, судя по всему, мало что осталось. Кажется, что пятиэтажка просто стоит на земле, как игрушечный домик.

— Этот угол дома до сих пор не завалился потому, что его подпирает пристройка. В ней сейчас СТО, а раньше было заводское кафе, — рассказывает отец Наталии Виталий Александрович, показывая на правый угол здания. 

Комнату здесь Виталий получил в 1980 году, когда закончил ПТУ и устроился на завод монтажных изделий. Пятиэтажку, построенную для заводчан в 1973 году, называли «времянкой». В течение 30 лет всем рабочим обещали отдельные квартиры. 

— Наш завод строил собственный поселок в центре города. В конце 1980-х сдали последние малосемейку и десятиэтажку, — вздыхает мужчина. — А мы здесь застряли.

Канализация в доме засоряется каждые два-три дня. Как считают жильцы, «УК чистит трубу на отвяжись, до конца работу не доводит». Подпол, где проложены трубы отопления (полноценного подвала, какой обычно бывает в многоэтажных домах, здесь нет), залит нечистотами. Жильцы опасаются, что, как и прошлой зимой, в отопительный сезон «дерьмо начнет кипеть».

— У нас полтора месяца лезло вот это самое, — жительница первого этажа Галина Барышникова жестами пытается изобразить фонтан. 

Канализация забилась в первой из пяти комнат «крыла» (так здесь называют жилую секцию, состоящую из общего коридора, кухни и комнат). Соседи поняли это по запаху. Войти в комнату и прочистить трубу оказалось невозможным — «хозяин где-то бухает». Несколько недель ушло на то, чтобы уговорить участкового вскрыть дверь, а сотрудников УК — устранить аварию. Женщина вспоминает, что дозвониться до «управляшки» не могла, и ездила к ним, как на работу — чтобы состыковать директора, слесарей и полицейского в одно время в одном месте.

Дверь в злополучную комнату теперь не заперта. Никакой мебели здесь нет. В левом углу стоит ничем не огороженная ванна. В правом — унитаз. Посередине — куча досок и листов фанеры. Все покрыто слоем засохших фекалий.

— Вообще-то у нас в крыле хорошо. Я сама здесь мою, убираю, белю. Стараемся жить по-человечески, — убеждает Галина. 

В пятиэтажке на проспекте Строителей она живет 33 года — с тех пор, как приехала из деревни в город и устроилась водителем троллейбуса. Вырастила здесь троих детей. Теперь у Галины восемь внуков. Каждому нужно «что-нибудь купить, денежку подкинуть». У женщины получается: работает два на два, зарплата выходит около 50 тысяч рублей. Это ниже среднего по Саратовской области (55,2 тысячи рублей), но собеседница улыбается: «Нормально». Всю жизнь она работает в одном и том же троллейбусном депо. Троллейбус у Галины старый — советского образца, без кондиционера. В последние годы парк постепенно меняют на современные электробусы, но на них женщина работать не может — нужны права категории D, сдавать сложный экзамен в 60 лет она не видит смысла.

В соседнем подъезде дома потолок — черный от копоти. В  2012 году на первом этаже, рассказывает Наталья, был пожар из-за короткого замыкания. Оно вполне может повториться: со стен свисают мотки скрученных изолентой проводов. На лестничной площадке лежит широкая доска — она прикрывает дыру в железобетонной плите. На стенах подъезда почти нет штукатурки. Наталья трет шов между кирпичами — и между пальцами струится песок. 

Люк на крышу открыт. Сверху двор похож на зеленую бездну. Колышутся огромные тополя и вязы, поднявшиеся выше дома. Тяжелые старые ветки скребут по рубероиду. Посередине крыши — кирпичные оголовники вентиляционных каналов. Их можно разобрать на части без малейших усилий.

Когда дом №41а расселят, неизвестно. В заключении о признании здания аварийным сроки не указаны. 

— В администрации говорят: приходите осенью, подумаем, в какую программу вас пристроить, — разводит руками Наталия.

Дом на Строителей-45: «Новый век» и старая канализация

Во дворе дома №45 по тому же проспекту Строителей цветут мальвы и петунии. Со старой вишни осыпаются спелые до черноты ягоды. Палисадник огорожен выкрашенными в яркие цвета шинами. Но как бы ни старались местные жительницы облагородить территорию, на лавочке здесь не посидишь: из подвала, залитого канализацией, отвратительно воняет.

— Мы с соседкой сложились, купили сетку и приклеили на подвальные окошки. Иначе ночью спать невозможно — из подвала летят тучи комаров, — рассказывает жительница дома Нели. Стоя на лестнице, она прикидывает масштабы подвального «бассейна»: — Там точно глубже, чем по колено. 

Она швыряет внутрь кусок кирпича. Он уходит под воду с громким плеском. Вторая подвальная лестница на другой стороне дома затоплена черной жижей по нижние ступеньки.

Нели приехала в Энгельс в 2000 году из Кыргызстана. Семью ее отца — поволжского немца — депортировали в 1941 году в ущелье Майли-Сай. С 1946-го там велась добыча урана, на руднике работал отец. Потом добыча остановилась, стали добывать уголь, построили электроламповый завод, который делал лампочки для всего Союза. На нем трудилась уже сама Нели. Но в 1990-е, по воспоминаниям собеседницы, «русских стали притеснять»: «Страшно было за сыновей. Решили уехать».

В то время Саратовская область была перевалочным пунктом для многих немцев, направлявшихся из Средней Азии в «фатерланд» — здесь работало немецкое консульство. Два брата Нели оформили документы и уехали в Германию. Она с мужем и детьми решила остаться в России. В рамках программы помощи российским немцам получила деньги на покупку жилья — на банковский счет. Для тогдашнего рынка недвижимости в провинции это было непривычно. «В 2000 году все хотели наличку», — объясняет собеседница. По безналичному расчету можно было купить только никудышное жилье, у хозяев которого не было шансов продать его иначе. «Поэтому выбирать нам было особенно не из чего. Купили квартиру здесь», — заключает Нели. 

Долг они с мужем выплачивали до 2010 года. Сначала в марках, потом в евро. Хотя ссуда была беспроцентной, из-за скачков курса «здорово переплатили».

45-й дом изначально был казармой стройбата. В жилое строение его переделали в середине 1990-х. 

— Раньше подвал был сухой. Говорят, военные там даже овощи хранили, — с тоской в голосе говорит собеседница.

Подвал начало затапливать в конце 2010-х, когда рядом вырос квартал новостроек. Сначала проблемы были только весной во время паводка — на проспекте Строителей, как и во всем Энгельсе, нет ливневки, талые воды уходят в обычную канализацию. Старая сеть, перегруженная стоками от новых десятиэтажек, перестала справляться. В 2021 году в микрорайоне построили еще один новый жилкомплекс. С тех пор вода в подвале дома №45 стоит круглый год.

Зимой на верхнем этаже дома №45 в нескольких местах рухнула кирпичная кладка. С тех пор угол обмотан сигнальной лентой. Жильцы говорят, УК повесила (дом обслуживает то же ООО «Жилищная компания»). Там объясняют: чтобы отремонтировать стену, нужно 150 тысяч рублей, а денег нет.

В квартире Желудковых крошится стена над кухонным окном. 

— Вы только откос не трогайте! За ним — щель на улицу. Через нее даже осы пролетают, — предупреждает хозяйка квартиры Валентина.

Обоев в жилище тоже нет, потолки — просто железобетонная плита, даже не побеленная. Побелка отвалилась, обои отошли от стен зимой, во время оттепели — крыша в пятиэтажке течет. Тогда же закоротило проводку. Жильцы сразу вырубили электричество. Говорят — хорошо, что они все время дома: «Я пенсионерка, муж — инвалид». Соседке Желудковых — 75 лет. Когда пожилая женщина увидела, как с люстры вода полилась ручьем, ей стало плохо, приехала «Скорая». Валентина светила фонариком с телефона, чтобы врачи сделали укол. 

_{Обоев и потолков после потопа в квартире Желудковых нет}

— С тех пор к нам в гости никто не ходит. Живем, как бомжи. У меня пенсия 16 тысяч. Я не могу рисковать и делать ремонт, если нас в любую минуту опять может затопить. В администрации сказали, что дом поставили в очередь на новую крышу. Но не сказали, на какой год, — вздыхает Валентина. 

В ванне и на кухне Желудковых рядами стоят пятилитровки с водой. Говорят, «привыкли делать запасы», потому что воду могут отключить в самый неожиданный момент. Как только дают — заливают все емкости в квартире. Рассказывая это, хозяйка поворачивает кран. В трубе что-то свистит, вода не льется.

21 год назад, когда родилась младшая дочка, Валентина пошла на крутые меры. 

— Взяла ее, грудную, попросила соседа отвезти нас в городскую администрацию. Захожу к начальнику ЖКХ, кладу ее на стол, говорю: вот вам младенец, вот подгузники, вот бутылка. Или мойте ей попу сами, или дайте нам воду. 

Ультиматум подействовал — воду дали. Но ненадолго.

В бывшую казарму семью переселили в середине 1990-х. До этого они жили в двухэтажных бараках поселка завода металлоконструкций. Их признали аварийными, но, как вспоминают супруги, там их все устраивало. Переехали они только, когда с барака сняли крышу. 

— Был мороз — градусов 25. Сын был маленький, четыре годика. Мы зашли сюда, а здесь даже линолеума нет, — вспоминает Алексей Желудков. Ремонт в квартире он делал сам, «пока инсульт не разбил».

Своими руками жильцы ремонтируют и подъезд. Сами покрасили стены, сами купили новые выключатели и лампочки, сами моют полы, загибает пальцы Валентина. При этом за обслуживание жилья обитатели дома платят — примерно по две тысячи рублей с квартиры. Однажды Желудкова попыталась разобраться, куда уходят эти деньги. 

— Поехала на 8-й квартал, где сидят диспетчеры УК. Они говорят: документы в офисе, поезжайте в центр города. Добралась туда. Там сидит секретарша — и больше никого. Говорит: я принимаю корреспонденцию, за работы на объектах не отвечаю, поезжайте обратно к диспетчерам. Мне 60 лет. Сил нет правду искать, — отмахивается Валентина.

Жильцы могут сами оплатить экспертизу, чтобы признать дом аварийным, но, со слов Желудковой, в администрации им заявили: мол, даем гарантию, что зря потратите деньги, дома ваш аварийным не признают. По закону отказ комиссии можно оспорить в суде. Но пенсионеры, которых среди жильцов — большинство, не готовы воевать.

«Хорошо, что вы к нам приехали. Мы хоть душу излили», — говорят Нели на прощание. По их словам, никакое начальство не заглядывает на окраину, чтобы выслушать людей: «Депутатов мы здесь лет пятнадцать не видели. Даже по фамилиям не знаем».

Дом на Молодежной-43: зато здесь плетут сети

— Я сюда переехала восемь лет назад. Сын за одноклассника заступился, а вышло боком. Чтобы его не посадили, продала дом, [заплатила адвокату]. На оставшиеся деньги купила здесь комнату, — говорит Елена, жительница дома №43 по улице Молодежной. 

В ее одиннадцатиметровой комнате помещается кухонный уголок с электроплиткой, диван, шкаф, телевизор, стиральная машина и душевая кабина.

Елена работает в колбасном цеху. Взять ипотеку, ставки по которой начинаются от 19 процентов, и переехать она даже не мечтает.

В трехэтажном общежитии нет душа. Раньше Елена мылась на общей кухне. Грела воду в тазике и договаривалась с соседкой: одна караулит на входе, другая из ковшичка поливается. Потом меняются. Затем у соседки родился третий ребенок, и ее муж протянул от кухонной водопроводной трубы разводку в жилые комнаты — себе и еще двум соседям, которые заплатили.

— Когда сюда заехал, по утрам стояла очередь в туалет. По-русски говоря, в трусы успеешь дела сделать, пока дождешься, — рассказывает местный житель Слава, крупный мужчина в шортах с пальмами. Он работает заправщиком. Живет здесь с 2007 года. Говорит, что на лучшее жилье не хватает денег.

Туалет во всем здании один — это закуток в подвале. Бетонный постамент высотой выше колена, в который вмонтирована чаша генуя. Ни освещения, ни раковины, ни крана. Сейчас пользоваться сортиром невозможно. Подвал затоплен нечистотами до лестницы.

— Кто-то в комнате ходит на ведро, а потом выливает в мусорный контейнер. А мы сложились, провели трубу и поставили на третьем этаже собственный унитаз, — жильцы гордо открывают дверь кладовки, где спрятано их фаянсовое сокровище. Просят не снимать, «а то администрация скажет, что мы слишком хорошо живем, и велит демонтировать».

Сейчас у трехэтажки на Молодежной нет управляющей компании. На конкурс по выбору «управляшки» для дома не заявилось ни одного желающего, и дом передали в так называемое «непосредственное управление собственников». Это значит, что жильцы платят за свет, газ, воду напрямую поставщикам, а все текущие работы выполняют сами.

Вскладчину заменили электрощиток на этаже. С тех пор прошло почти три года. Жильцы не знают, к кому обращаться, если что-то сломается — проверенного электрика, который щиток ставил, в первых рядах мобилизовали, его жена тогда была вторым ребенком беременна, рассказывает Елена.

Сложились на новое окно для общей кухни. Сейчас думают — не скинуться ли на новую дверь для подъезда? Старая железная дверь исчезла однажды днем, когда большинство жильцов были на работе. Они думают, что охотники за металлом срезали ее и отнесли в ближайшую приемку. Спрашиваю, есть ли в этих местах участковый. 

— Участковый? — с недоумением переспрашивают собеседники. — А что он сделает? Да ему и не дозвониться…

В то, что государство должно предоставлять гражданам услуги и защиту, они не верят. «Нет у нас никакого государства», — отмахивается Елена.

В декабре жильцы звонили на прямую линию Путина. Надеялись, что после этого администрация проведет экспертизу состояния дома (у обитателей общаги денег на это нет). Но муниципальные власти ничего не предприняли.

На первом этаже развалюхи работает муниципальная библиотека. Девушка-библиотекарь в белом платье в мелкий цветочек ведет нас к окнам книгохранилища. Отсюда открывается вид на два забитых канализационных колодца и лужу дерьма в бурьяне. 

— К нам же дети приходят, а тут такое, — говорит она, морщась. — Я вентилятор поставила. Полы мою каждые два часа, чтобы свежесть была.

Стена в сенях библиотеки сырая на ощупь. Собеседница думает, что виноваты фекальные испарения из подвала: «Когда оно из-под дома вытекает, я ровчики копаю, чтобы крыльцо не затопило».

Как объясняет библиотекарь, неприятный запах мешает не только тем, кто приходит сюда за книгами, но и тем, кто плетет маскировочные сети для нужд фронта. Комната слева от входа в библиотеку, в которой раньше был гардероб, теперь так и называется — «пунктом плетения сетей». Девушка говорит, что по инициативе муниципальных властей такие пункты открыты по всему району. Посередине стоят деревянные рамы с натянутой квадратиками леской. На стене — плакат с изображением юноши с автоматом и в балаклаве. 

— Сейчас народу маловато ходит, огороды, — разводит руками библиотекарь. — Но вот за зиму мы 73 сети сплели!

«Дома признают аварийными “под деньги”»

— В ветхих домах живет, в основном, не самая богатая часть общества — пенсионеры и люди предпенсионного возраста, инвалиды. Экспертиза, которую нужно оплатить при оформлении аварийного статуса, стоит дорого, а результат непредсказуемый. Люди боятся с этим связываться. Большинство жильцов не знает, где искать экспертные фирмы, у пожилых людей и интернета-то нет. Поэтому, если дело доходит до обращения в межведомственную комиссию, люди, как правило, соглашаются на тех экспертов, которых предложит администрация или управляющая компания, — говорит «НеМоскве» Яна Корнеева, активист энгельсского общественного движения «Это наши дома!».

Как предполагает собеседница, муниципальные власти неохотно признают аварийные дома таковыми, потому что у города может не хватать маневренного фонда и денег на покупку новых квартир.

«Признание дома аварийным означает возникновение у муниципалитета обязательств, которые он не в состоянии выполнить. Именно поэтому сейчас дома признают аварийными “под деньги”, которые выделяет Фонд развития территорий, ранее — Фонд ЖКХ. Как только лимиты исчерпаны, признание домов аварийными прекращается», — полагает директор направления «Городское хозяйство» фонда «Институт экономики города» Ирина Генцлер.

Такого же мнения придерживаются и другие эксперты. «Признание дома аварийным накладывает на органы местного самоуправления серьезные обязанности, неисполнение которых становится предметом для прокурорского надзора. Местные чиновники не торопятся признавать дома непригодными для проживания, если нет денег в бюджете», — говорит эксперт тематической площадки ОНФ «Жилье и городская среда» Павел Склянчук.

«Регионы могут расселить ровно столько домов, на сколько у них хватает денег», поясняет председатель Союза жилищных организаций Москвы Константин Крохин. Поэтому межведомственные комиссии не дают статус тем зданиям, которым не угрожает немедленное обрушение. 

«Дом ветхий, старый и рассыпается. С точки зрения потребительских свойств он такой же, как и аварийный. Но еще не скособочился, крыша пока не обваливается. По оценке комиссии, еще может постоять, не обвалившись в самое ближайшее время», — комментирует эксперт.

Часто суд — почти единственный выход из ситуации, когда дом, несмотря на его состояние, не признают аварийным, считает эксперт ОНФ в Томской области, юрист в сфере ЖКХ Владимир Фурсин. Однако, судя по словам председателя комиссии Госдумы по обеспечению жилищных прав граждан Галины Хованской, и вариант с судом срабатывает не всегда. Как отмечает депутат, в некоторых регионах не выполняются даже судебные решения о немедленном расселении, которые принимаются при угрозе жизни людей: «У субъектов нет средств».

По подсчетам Фонда развития территорий, каждый год в России признают аварийными 2,5 миллиона квадратных метров жилья (3,5 процента жилых помещений в стране). Следственный комитет заподозрил, что официальная статистика не отражает реальной картины. В апреле 2024 года он поручил «всем руководителям следственных управлений страны обеспечить сплошной мониторинг информационного пространства на предмет выявления сведений о проживании граждан в аварийном жилье».

Путин снова вытащит из трущоб?

Почти половина аварийного фонда страны — двухэтажки 1950-1970 годов постройки. «Их появление обусловлено процессом индустриализации, когда люди из сел переселялись в города и шли работать на заводы. Тогда для них строили дома, которые не были рассчитаны на длительную эксплуатацию», — поясняет генеральный директор Фонда развития территорий Ильшат Шагиахметов. По его оценке, особенно много трущоб в Республики Саха (Якутия), Ханты-Мансийском автономном округе, Карелии, Коми, Пермском крае, Ямало-Ненецком автономном округе, Архангельской, Иркутской, Кемеровской и Московской областях.

Аварийное жилье расселяют не только за счет федерального бюджета. Регионы, которые могут себе это позволить, добавляют собственные деньги. В числе лидеров по количеству переселенцев ФРТ называет Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий округа — по подсчетам ведомства, с 2019 года благодаря региональным программам расселения из аварийных домов переехали более 186 тысяч человек. «То есть более четверти от общего числа», — пояснил Шагиахметов.

В 17 регионах началось переселение по проектам комплексного развития территорий (КРТ)–этот механизм позволяет использовать средства инвесторов. До 2030 года, по словам Шагиахметова, планируется реализовать 111 проектов жилой застройки с использованием принципа КРТ. При этом предполагается расселить около 1 миллиона квадратных метров аварийного жилья.

Читайте также «Нас продают как крепостных»
Как и почему «царский район» Красноярска бунтует против программы комплексного развития территорий (КРТ), призванной улучшать жилищные условия граждан. 
Федеральные программы по расселению аварийного жилья были запущены в 2000-х. По подсчетам Фонда развития территорий, с 2008 года новое жилье получили 1,65 миллиона жильцов «авариек» (в том числе, 701,2 тысячи человек — за последние пять лет), что «сравнимо с населением таких городов, как, например, Новосибирск или Екатеринбург», подчеркивают в ФРТ. В 2024 году, по словам вице-премьера Марата Хуснуллина, планируется расселить 98,6 тысячи граждан, 39,6 тысячи человек получили ключи с начала года.
В Саратовской области, как указано на сайте ФРТ, в 2013-2018 годах было расселено 762 дома, с 2019 года — еще 337 домов. Это почти 90 процентов от запланированного. На новое жилье потрачено 15,5 миллиардов рублей. Судя по сведениям Фонда, новоселья «аварийщики» ждали от года до полутора.
Дома, которые получили статус до 2017 года, расселяют за счет Фонда содействия реформированию ЖКХ. 38 регионов уже справились с этой задачей и взялись за дома, признанные аварийными с 2017 по 2022 год. Эту программу финансирует Фонд развития территорий. По ней в новые квартиры должны переехать 663 тысячи человек. 
Как отмечено на сайте ФРТ, с 2019 года на покупку нового жилья для «аварийщиков» в регионы перечислено 605,6 миллиарда рублей. В 2025-2026 годах на окончание программы, в которую входят дома, признанные аварийными в 2017-2022 –м, будет выделено еще 50 миллиардов рублей. 
Что будет с домами, которые получили статус после 2022-го, пока неизвестно. В февральском послании Федеральному собранию Путин поручил правительству до 1 октября разработать новую программу расселения трущоб. На сегодня в открытых источниках крайне мало информации о проекте. Первый зампред комитета Госдумы по строительству и ЖКХ Владимир Кошелев говорил журналистам, что в новой программе будет установлен обязательный срок для расселения, который составит три месяца. «За нарушение этих правил для чиновников будет предусмотрено наказание, вплоть до уголовной ответственности», — заявлял депутат.
О том, сколько будет стоить новая программа, также не сообщалось. Со слов Путина известно, что до 2030 года на модернизацию ЖКХ планируется выделить 4,5 триллиона рублей (сколько из этих денег пойдет на расселение трущоб, не уточнялось). Цифра кажется большой. Но для сравнения: на военные расходы в 2024 году выделено около 10,3 триллиона рублей. Впервые в новейшей истории эта статья стала самой большой в бюджете. Как отмечают эксперты, по сравнению с 2023 годом, военные траты увеличились на 70 процентов (по сравнению с 2021-м — в три раза) и составляют более трети российского бюджета.