«Мне всё можно»
Как государство становится «соучастником» преступлений, которые совершают бывшие участники войны в Украине
Мобилизованный из Саратовской области Дмитрий Кирюхин приговорен к четырем годам лишения свободы за жестокое избиение соседей. Во время судебного заседания он заявил, что хотел показать обществу — ему «всё можно». «НеМосква» побывала на процессе, рассказывает эту историю и пытается понять: что государство намерено делать с бывшими военными, которые, возвращаясь домой, несут насилие в мирную жизнь? Пока дела обстоят так: суды транслируют идею вседозволенности, позволяя уйти от наказания или наказывая не так строго, как «гражданских», а система здравоохранения не стремится разрушать мифы вокруг «мозгоправов», и вместо того, чтобы говорить о проблеме ПТСР (которое также способствуют совершению преступлений) — продвигает позитивную концепцию «посттравматического роста».
«Пресса пришла, а чучело будет?» — шепчет Кирюхин адвокату, наклонившись к решетке. Достаточно громко, чтобы было слышно на весь зал заседаний. Подсудимый — высокий, широкоплечий мужчина в черной футболке и спортивных штанах — заполняет собой, как кажется, всю тесную клетку. Чучелом он называет жертву — 52-летнюю Ирину Матасову.
Ирина входит в зал последней. Светлый брючный костюм в полоску, разноцветный маникюр, стильные кольца — видно, что она старается держаться. Но глаза выдают: женщина недавно плакала. Вместе с Матасовой на суд приехала подруга Лариса. Она, как, впрочем, многие жители Аткарска, тоже пострадала от Кирюхина. Три года назад мужчина, напившись, с матерными криками погнался за ней по двору пятиэтажки, но Лариса успела спрятаться в подъезде. В полицию она не обращалась — боялась.
Судья — блондинка средних лет — выглядит устало. Почти не разжимая губ, она зачитывает приговор. Кирюхин признан виновным в хулиганстве, применении насилия к представителю власти и оскорблению полицейских (он сопротивлялся при задержании). Назначено наказание — четыре года колонии общего режима (военная прокуратура просила шесть) и 30 тысяч рублей штрафа. Еще 263 с лишним тысячи он должен выплатить пострадавшим в счет компенсации морального вреда, расходов на лечение и адвокатов. Кирюхин слушает, не оборачиваясь к залу. Ирина чуть заметно улыбается.
— Мне деньги его не нужны, я знаю, как он зарабатывает, — говорит Ирина, выйдя в коридор. — Все аткарчане, которых он оскорблял и бил, просили меня бороться до конца. Для меня главное, что Кирюхин не ушел от ответственности.
«Я твой хозяин!»
Аткарск — районный городок с 22 тысячами жителей. Рабочих мест немного — в основном, на маслоэкстракционном заводе и железнодорожной станции. Большинство мужчин уезжают на заработки в Москву или на север.
Кирюхин 11 лет отслужил в транспортной полиции, патрулировал электрички. Уволился, как он говорил на судебном допросе, по собственному желанию, но в городе сплетничают, что «попросили» из-за пьянки. Заключил контракт с Минобороны. Четыре раза ездил в Сирию. Получил медаль «За воинскую доблесть». Награду торжественно вручали в районной администрации.
— В маленьком городке все друг про друга знают. Люди говорили, что в первом браке Кирюхин 12 лет бил жену, по пьяни громил квартиру. Я своими глазами видела, как во дворе он пристал к пожилому соседу. Матерился, хвастался, что в 40 лет получает пенсию больше, чем этот дедушка. Продавщица в магазине жаловалась, что он хамит, когда приходит за водкой. Санитарки в больнице рассказывали, что, когда он приходил к больной матери, отказывался надевать бахилы, орал: «Вы должны за мной подтирать!», — вспоминает Ирина Матасова в разговоре с «НеМосквой».
По ее словам, горожане не верили, что полиция накажет «своего». И, судя по всему, недоверие к правоохранительной системе было обоснованным. В апреле 2022 года пьяного Кирюхина, агрессивно пристававшего к прохожим на улице, попытались задержать сотрудники ППС. Дебошир пригрозил их избить и даже попытался сорвать с пояса одного из полицейских кобуру (в постановлении суда не уточняется, было ли в ней в тот момент оружие). Полицейский, как отмечено в материалах дела, «отошел в сторону». В конце концов, «пэпээсники» все-таки усадили Кирюхина в патрульную машину и отвезли в психбольницу на освидетельствование.
Уголовное дело тогда возбудили по статье 318 УК «Угроза применения насилия к представителю власти». Кирюхина оставили под подпиской о невыезде. Следователю он пояснил, что угрожал полицейским, так как требование поехать в больницу его «разозлило». На учете у нарколога он на тот момент не состоял и после инцидента на учет его также не поставили. Алкогольное опьянение суд отягчающим обстоятельством не счел. Часть 1 статьи 318 предусматривает наказание в виде штрафа до 200 тысяч рублей, ареста на срок до шести месяцев или лишения свободы на срок до пяти лет. Но аткарский городской суд ограничился штрафом в 30 тысяч рублей.
В сентябре 2022 года Кирюхина мобилизовали. 17 октября он оказался в зоне боевых действий. Командовал мотострелковым взводом.
В марте 2023-го пришел в первый отпуск. «Героя» пригласили на чаепитие в аткарский политехнический колледж — при том, что на тот момент у него еще не была погашена судимость за угрозы полицейским. Фоторепортаж под названием «Настоящий мужской разговор» до сих пор красуется на сайте учебного заведения. Телеграм-канал Mash рассказал, как Кирюхин спас на Донбассе брошенную овчарку. «Осторожно, это видео может вызвать у вас неконтролируемое умиление», — предупреждает автор сюжета.
К ноябрю 2023-го старший сержант дослужился до офицерских погон и снова приехал в Аткарск. Купил белую Mazda 6. 14 ноября утром провел «урок мужества» в школе №6, которую когда-то закончил (сообщения об этом удалены с сайта районной администрации). Вечером поехал в гости к родственникам. Около 21:00 жена Наталья привезла его домой. В это время 57-летний Олег Матасов подходил к подъезду с сумками. Он с женой ходил за покупками, Ирина задержалась в магазине. По словам Матасовых, Олег крикнул соседу: «Привет, Диман!».
Дальнейшие события зафиксировала камера видеонаблюдения. На записи видно, как Кирюхин вываливается с пассажирского сиденья с матерной бранью и идет к подъезду. Сначала слышны громкие звуки ударов — нападение происходит за пределами видимости камер. Затем пострадавший появляется в кадре, он падает и не шевелится. Нападающий продолжает бить его руками и ногами. «Дима, ты убил его!» — кричит Наталья. Муж пытается пнуть и ее. Женщина убегает. Кирюхин подходит к неподвижному телу и орет: «Со мной разговаривать надо с уважением! Я твой хозяин!». Поднимает голову к балконам, зовет соседей спуститься: «Вы, ублюдки конченые! Выходите! Я вас разорву!».
— Умер! Дима, ты что сделал? — с криками во двор вбегает Ирина Матасова. — Убил, — просто отвечает ей Кирюхин.
Женщина падает на колени рядом с мужем. В тот момент, по словам Ирины Анатольевны, она была уверена, что самый близкий человек, с которым она прожила тридцать лет и вырастила двух сыновей, мертв. Камера снимает, как Кирюхин набрасывается теперь уже на обоих Матасовых, бьет женщину ногами по голове.
Запись длится девять минут. По словам Ирины, ни один из соседей за это время не позвонил в полицию. Позже никто не выступил в качестве свидетеля. Избиение остановил случайный человек — полицейский Алексей, который в тот вечер зашел в гости к матери, живущей в той же пятиэтажке.
— Я крикнула: «Леша, помоги!» Кирюхин переключился на него, замахнулся раз, другой. Я затащила мужа в подъезд, сама не знаю как подняла в квартиру на третий этаж, — вспоминает Ирина. По ее словам, Алексей сумел отвлечь Кирюхина и вызвал наряд.
Отдел полиции находится на другой стороне улицы. Но патрульные приехали только через десять минут. При задержании Кирюхин материл полицейских и хватал за грудки. Один из сотрудников брызнул в него перцовым баллончиком.
На сайте районной администрации еще три дня висели новости об «уроке мужества», проведенном Кирюхиным, затем сообщения удалили. Аткарские газеты назвали случившееся «неприятным инцидентом» и «уличной агрессией», не упомянув фамилии нападавшего.
«Я адекватный человек»
Олег Матасов не умер. Даже отказался от госпитализации в первый вечер. Но позже мужчине стало плохо, его увезли в больницу в Саратов, обошлось в итоге без диагнозов. Ирину Матасову с подозрением на черепно-мозговую травму отвезли в районную, потом в областную больницу. Травма не подтвердилась, однако медики аткарской психбольницы диагностировали у женщины тревожное расстройство и ПТСР. Два месяца после инцидента она не могла работать, при этом Ирина — страховой агент в статусе ИП, больничный индивидуальному предпринимателю никто не оплачивает. Все это время Матасовым материально помогали взрослые сыновья.
— Меня никогда в жизни не били. Я не знала, что такое синяки на лице. Я полгода на таблетках, не могу спать, по ночам меня трясет, — вспоминает Ирина и снова плачет. Она вообще много плачет во время разговора.
Уголовное дело против Кирюхина возбудили по статье 105 «Покушение на убийство». Затем обвинение переквалифицировали на хулиганство.
Во время допроса в суде Кирюхин назвал себя «адекватным человеком» и пояснил, что не хотел убивать Матасовых.
— Вы хотели показать обществу, что вам всё можно? — уточнил адвокат пострадавших Константин Карташов, представляющий проект «Травмпункт».
— Да, — абсолютно не смущаясь, заявил Кирюхин.
На допросе подсудимый говорил, что намерен вернуться на фронт. Неизвестно, подал ли он документы в военкомат. Адвокат и родственники подсудимого отказались общаться с журналистами, а самому Кирюхину задать этот вопрос пока невозможно.
Согласно поправкам в законодательство, принятым весной, заключить контракт можно на любом этапе уголовного преследования — от возбуждения дела до отбывания наказания. Этой возможности лишены только фигуранты уголовных дел о педофилии, терроризме и преступлениях против безопасности государства. Как сообщает «Коммерсант», сотрудники военкомата и медкомиссия могут приехать к потенциальному новобранцу даже в СИЗО. После заключения контракта уголовные дела в отношении подследственных приостанавливаются, а осужденным реальный срок заменяют на условный.
В отличие от штурмовиков, набранных в ЧВК «Вагнер» в начале конфликта и воевавших полгода до помилования, сегодняшние заключенные-контрактники должны служить до отмены мобилизации. После этого уголовное преследование окончательно прекратят, а судимости снимут. Это может произойти и раньше — если боец получит награду или будет ранен.
«Сигнал о допустимости насилия»
Всего в войне с Украиной сейчас, по словам Путина, участвуют 700 тысяч человек. В декабре президент РФ называл цифру в 617 тысяч человек. По сведениям Минобороны, с января по апрель 2024-го на контрактную службу поступили больше 100 тысяч человек.
Сколько человек уже вернулись из зоны боевых действий, неизвестно. В июне 2023 года владелец ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин сообщал, что с января домой убыли 32 тысячи человек из числа ранее осужденных. BBC и «Медиазона», опираясь на собственные источники, подтвердили эту цифру. По подсчетам изданий, в живых остались 31,1 тысячи из 48,3 тысячи завербованных заключенных. По словам Пригожина, 83 человека совершили новые преступления сразу после возвращения с войны.
Официальная статистика фиксирует рост тяжких и особо тяжких преступлений, за 2023 года — на 9,7 %. Также ощутимо увеличилось число преступлений, совершенных с использованием оружия и взрывчатых веществ — на 32,4 %. Наиболее серьезная ситуация в приграничных регионах.
Адвокатское объединение «Травмпункт» заявляет: в 2022 году число убийств и покушений на убийство выросло впервые за 20 лет. В целом, всего на 4 процента, но в приграничных регионах — Белгородской и Курской областях — показатель подскочил почти вдвое. Число женщин, обратившихся на горячую линию по домашнему насилию, увеличилось в 2022 году на пять процентов, сообщил ресурсный центр «Анна».
Как подсчитала «Верстка», с начала вторжения в Украину до апреля 2024 года от рук фронтовиков, приехавших в отпуск или завершивших службу по контракту, погибли и пострадали не меньше двух сотен жителей российских регионов. С начала войны по апрель 2024-го 84 военнослужащих и 91 помилованный штурмовик совершили преступления против жизни и здоровья жителей российских регионов. Чаще всего уголовные дела возбуждали по статье «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Более чем в половине случаев виновники были пьяны. Нападают они, в основном, на тех, кто оказался рядом — собутыльников, соседей или случайных прохожих.
Всего в нарушениях УК — как связанных с гибелью людей, так и небольшой степени тяжести — за время войны обвинено больше 1,1 тысячи участников «СВО», сообщает «Новая газета. Европа». За 2023 год их число выросло в семь раз. Чаще всего ветеранов судят за нетрезвое вождение, кражи и оборот наркотиков без цели сбыта. В двух третях случаев, отмечает издание, судьи признали участие в войне смягчающим обстоятельством. В целом, наказания для них мягче.
Более того, правительственная комиссия по законопроектной деятельности уже одобрила поправки в КоАП, по которым всем вернувшимся с войны россиянам, которые ранее были лишены водительских прав, вернут водительские удостоверения автоматически. Напомним, прав лишают за серьезные нарушения — в частности, пьяное вождение, оставление места ДТП, езду по «встречке» и на красный свет, непропуск автомобилей экстренных служб.
«Такая практика — сигнал о допустимости насилия со стороны участников войны» — комментирует позицию судов доктор социологических наук Искандер Ясавеев в интервью «Черте». По его мнению, у человека, избежавшего наказания за преступление, появляется ощущение, что ему «всё можно», и «нужно отказаться от рассмотрения участия в боевых действиях в качестве смягчающего обстоятельства при вынесении приговоров».
«Теперь они герои»
В марте в Москве бывший «вагнеровец» Сергей Миронов из-за ревности убил свою сожительницу по имени Светлана. Он отрезал женщине ухо и нанес больше 15 ударов ножом. В это время в квартире находилась ее 15-летняя дочь. В апреле Кировский областной суд приговорил бывшего бойца «Вагнера» Ивана Россомахина к 22 годам колонии строгого режима за изнасилование и убийство 85-летней пенсионерки. В мае в Подмосковье был осужден также бывший «вагнеровец» Максим Головачев. Из ревности он убил знакомую, в которую был влюблен до ухода на фронт. Жертве он нанес 47 ударов ножом. В июне суд Ижевска отправил на 15 лет в колонию участника «СВО» Артема Егорова — он пытался утопить свою девушку и зарезал друга, который хотел помешать.
Также в июне Липецкий областной суд вынес приговор вернувшемуся с войны Владимиру Власову. Он приехал домой, завершив службу по контракту. Напившись, обвинил жену Татьяну в том, что та любит четырехлетнюю дочь от первого брака больше, чем их совместных детей — годовалых близнецов. Татьяна с детьми спряталась от агрессивного супруга у пожилой соседки, но Власов смог ворваться в квартиру, избил жену и растоптал ногами ребенка. Девочка погибла от разрыва внутренних органов. Как отмечает издание «Город 48», судья Олег Мирошник во время процесса обращался к подсудимому по имени и отчеству, что необычно для российского судопроизводства. Власов получил 14 лет колонии строгого режима. И уже написал ходатайство о заключении контракта с Министерством обороны.
Одним из самых резонансных преступлений, совершенных участниками СВО, стало убийство 12-летней Карины Кабиковой в городе Топки Кемеровской области. Школьница пропала днем 18 июня. На следующее утро ее тело нашли в канализационном колодце. Неподалеку в заброшенной котельной прятался 49-летний Андрей Быков. На нем были кроссовки Карины.
Мужчина рассказал, что около 13:00 поймал девочку, возвращавшуюся из летнего пришкольного лагеря, затащил на территорию заброшки, привязал к дереву и пытался изнасиловать, но не смог. Тогда он задушил жертву. Вернувшись на следующее утро, проткнул тело шампуром и сбросил в колодец.
Как выяснили журналисты, за последние 20 лет Быков был судим не меньше шести раз — за кражи, вовлечение несовершеннолетнего в преступление, угрозу убийством, причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть. В 2019 году его приговорили к 13,5 годам колонии особого режима за убийство пожилой женщины: из-за бытового конфликта он ударил пенсионерку ведром по голове и задушил. На суде Быков говорил, что жертва его оскорбляла.
В октябре 2023-го Быков заключил контракт с Минобороны, в декабре попал в плен в районе Красногоровки под Донецком, в январе 2024-го был обменян, в феврале вернулся в родную деревню Малый Корчуган в 17 километрах от Топок и с тех пор бродяжничал.
Послу убийства Карины депутат Госдумы Нина Останина написала в своих соцсетях: «Будучи председателем комитета ГД по защите семьи, я обязана предупредить, что подобные трагедии будут происходить все чаще. Вернувшись с фронта, эти люди оказались не социализованы и представляют опасность для общества. Нужно наладить регулярный контроль за их передвижениями и оказать им помощь в трудоустройстве».
«Сначала эти люди чувствовали себя преступниками, а теперь они герои. И вот это ощущение героя будет сказываться на их возвращении», — пояснила Останина позже в комментарии Газете.ру.
Коллеги ее не поддержали. Заместитель председателя комитета по безопасности ГД Эрнест Валеев заявил РБК, что не видит необходимости в «надзоре за лицами, которые были осуждены, а потом еще повоевали». Член комитета Андрей Альшевских объяснил, что заключенные-контрактники «по законам военного времени искупили вину кровью» и «устанавливать в отношении этой социальной группы контроль немного неправильно».
«Эпидемия аморальности»
Судя по наблюдениям психологов, причиной роста преступности среди ветеранов может стать не только снисходительность правоохранительных органов, но и ментальные нарушения, развившиеся после участия в боевых действиях. «В 1989 году на основании афганского опыта и потрясшего меня сопоставления его с опытом участников Второй Мировой войны я назвал войну “эпидемией аморальности”», — писал в монографии «Психическая травма» ректор Восточно-Европейского института психоанализа Михаил Решетников, один из старейших в России исследователей ПТСР, участвовавший в афганской кампании в качестве врача.
По его заключению, «наряду со взаимовыручкой, боевым братством и другой относительно позитивной атрибутикой, грабежи и убийство как исход разборок среди своих, средневековые пытки и жестокость к пленным, самое извращенное сексуальное насилие в отношении населения, вооруженный разбой и мародерство составляют неотъемлемую часть любой войны и относятся не к единичным, а к характерным явлениям для любой из действующих армий».
Как объясняет автор, самое мучительное для выживших — невозможность «вербализовать и тем самым отторгнуть мучительные переживания». Ведь если бы фронтовики стали говорить не героическую, а полную правду о войне, «их отказались бы не только понимать, но даже слушать». По наблюдениям исследователя, о криминальном опыте не принято вспоминать даже в кругу ветеранов, не говоря уже о доверительных беседах с членами семьи и медиками.
«Даже в тех единичных случаях, когда бывшие боевики попадают на прием к психиатру или психотерапевту, большинству из них не удается перешагнуть барьер и по собственной инициативе рассказать о том, как живьем зажарил на костре пленного афганца-снайпера, перед тем убившего его друга, как сбросил с вертолета захваченного в горах мальчишку, как целым взводом насиловали малолетнюю девчушку-афганку, как десятками расстреливали мирных жителей или бомбили их поселки только от неукротимого чувства мести и отчаяния (я привел лишь несколько случаев подобного рода, достоверность которых не вызывает у меня сомнений). Чтобы у непосвященного читателя не создалось одностороннего понимания подобных событий, отмечу, что таким ситуациям соответствовали аналогичные действия противостоящей стороны. Мы стали свидетелями того, как невооруженный советский конвой с продуктами был не просто расстрелян моджахедами, а каждому убитому солдату из его состава были выколоты глаза, вырезаны звезды на груди, отрезаны половые органы и вставлены в рот», — пишет Решетников.
По мнению специалиста, «на этом зловонном бульоне не подлежащих вербализации воспоминаний прорастает вирус будущей психопатологии», и «несколько десятков тысяч людей, чья память отравлена, составляют реальную угрозу не только для самих себя, но и для общества в целом». Автор полагает, что «научив убивать, общество должно быть ответственно и за реабилитацию профессиональных убийц».
Ссылаясь на опыт работы международного психологического центра в Армении, открытого после Спитакского землетрясения 1989 года (ПТСР может возникнуть не только после войны, но и, в том числе, вследствие природной катастрофы), Решетников отмечает, что «в первые три года демонстрируемые пострадавшим населением потребности в терапии могут быть успокаивающе невелики», однако число первичных обращений за психиатрической и психотерапевтической помощью последовательно нарастает в течение всех прошедших после трагедии лет, увеличиваясь почти в два раза через десятилетие.
Нужно, впрочем, отметить, что книга профессора Решетникова, в которой он говорил о «безусловной аморальности такого способа разрешения конфликта как физическое уничтожение противника», была издана в 2006 году. Сейчас ректор придерживается иной позиции. Выступая в Госдуме на круглом столе, посвященном реабилитации участников СВО, Решетников заявил о необходимости «дезавуировать истерику с возможным количеством посттравматических расстройств, которая нагнетается в широкой печати».
«Русский дух как особая психическая инстанция — это не поэтический образ, а реальная часть нашей национальной ментальности», — пояснял исследователь в беседе с читателями «Психологической газеты», заявляя, что «обстрелянный и переживший ПТСР военнослужащий — золотой фонд любой армии».
«Сейчас психологи в России обязаны говорить, что не будет большого количества военных с посттравматическим расстройством. Они не должны сеять панику, как бы это ни противоречило мировому опыту. Не удивлюсь, если клиницисты будут утверждать, что для россиян война только на пользу и ведёт к неслыханному доселе личностному росту», — объяснял такую трансформацию «Людям Байкала» клинический психолог Федор Коньков, живущий в США. Высказывания российских исследователей о состоянии психики военных он называл «не клинической психологией, а пропагандой». Издание фиксирует: власти избегают разговора о ПТСР, зато говорят про ПТР — «посттравматический рост» (позитивные изменения, которые происходят с людьми после участия в войне), хотя доказательств у этой концепции мало.
По подсчетам американского министерства по делам ветеранов U.S. Department of Veteran Affairs (VA), в среднем, у каждого седьмого из ста вернувшихся с войны в какой-то момент жизни проявляется ПТСР. Среди участников современных конфликтов заболеваемость выше: от ПТСР страдал каждый третий американский военный, участвовавший в боевых действиях в Ираке и Афганистане.
Российские исследователи называют другие цифры. По оценкам специалистов Центра психологии и неврологии имени Бехтерева, с ПТСР могут столкнуться от 3 до 11 процентов участников войны. Заведующий отделением научного Центра психологии здоровья Сергей Ениколопов полагает, что доля пострадавших может быть больше — 18-20 процентов. По мнению психологов Центра имени Бехтерева, среди раненых доля пациентов с ПТСР может достигать 30 процентов. Минобороны РФ не называет количества раненых, однако по нашим подсчетам их число может составлять от 197,5 тысяч до 245 тысяч человек.
Получается, в Россию с войны вернутся 60-70 тысяч человек с ПТСР.
«Герои не могут жаловаться»
Как российское государство намерено помочь этим людям встроиться в мирную жизнь?
Психологический скрининг ветеранов устроен так:
- Демобилизованный военнослужащий может (но не обязан) обратиться к психологу фонда «Защитники Отечества», отделения которого с лета 2023 года работают во всех регионах.
- После экспресс-диагностики посетитель при необходимости получает направление в участковую поликлинику (с июля 2023 года «для повышения доступности психологической помощи» участникам войны в поликлиниках открыто 1,4 тысячи кабинетов медико-психологического консультирования, 412 кабинетов медико-психологической помощи, 556 психотерапевтических кабинетов) или психоневрологический диспансер.
При этом действующие военнослужащие помощью воспользоваться не могут — и «Защитники Отечества», и муниципальные поликлиники обслуживают только тех, кто уже уволен со службы. «Участников СВО, которые приезжают в отпуск, гоняют из гражданских медицинских учреждений в госпитали, которые часто переполнены», — сетует новый министр обороны Андрей Белоусов.
За год скрининг прошли больше десяти тысяч уволенных российских военнослужащих и ополченцев Донбасса, которые участвовали в боевых действиях на стороне ДНР и ЛНР с 2014 года, членов семей погибших военных. У 26 процентов обнаружились признаки психических расстройств и расстройств поведения. Им выдали рекомендацию начать лечение у психотерапевта, психиатра или нарколога. Сколько человек последовали рекомендации, неизвестно, но, вероятно, немного.
Так, в Петербурге в кабинеты психологической помощи, открытые в поликлиниках, с направлением от фонда «Защитники Отечества» и по собственной инициативе за год обратились только 120 фронтовиков. «Вернувшиеся с СВО — герои, а герои не могут жаловаться», — объясняет главный специалист городского комитета здравоохранения Елена Исаева. К тому же в России психологическая помощь стигматизирована: считается, что обращаться к «мозгоправам» стыдно и небезопасно, так как может помешать дальнейшему трудоустройству.
При этом, как следует из интервью заместителя министра обороны Анны Цивилевой, вместо профессионалов с медицинским дипломом фронтовиков принимают педагоги-психологи из образовательных организаций, специалисты по экстренной психологической помощи из МЧС и представители религиозных конфессий. Последнее, по мнению Цивилевой, даже к лучшему: «Не каждый человек пойдет к психологу. Но он пойдет к священнику, который выслушает».
Если поток людей, которым нужна помощь, увеличится (а выше мы упоминали, что поначалу обращений немного, но оно растет в течение десяти последующих лет), то система с этим может не справиться. Весной 2023 года ректор Высшей школы организации и управления здравоохранением Гузель Улумбекова говорила, что психиатров в России в два раза меньше, чем положено по нормативам. Для решения проблемы с кадрами Минздрав запустил курсы переподготовки, в рамках которых специальность психиатра могут получить педиатры, терапевты, кардиологи, гастроэнтерологи, гериатры — за 720 академических часов (около пяти месяцев учебы).
По нормативам, установленным Минздравом осенью 2023-го, на прием пациента, не имеющего диагноза, психиатру выделяется 15 минут, психотерапевту — 27. 35 процентов времени отводится на оформление документов.
При этом в России пациенты с ПТСР и вовсе могут не получить необходимого лечения, как рассказывает «Инсайдер». Все потому, что Минздрав РФ отказался переходить на новую международную классификацию болезней — МКБ-11. Психолог Юрий Зарубин, эмигрировавший после начала войны, объяснил изданию, что в обновленной квалификации вводится новый диагноз — осложненный ПТСР, при котором невозможно определить конкретный эпизод, ставший причиной расстройства. «Осложненный ПТСР имеет сходство с другими расстройствами. Человеку могут назначить лечение от шизофрении, которое даст побочный эффект, но не будет помогать», — высказывает опасения Зарубин.
Сколько денег выделяется именно на психологическую и психиатрическую помощь бывшим военным в России, неизвестно. Но есть данные про США: по сведениям BBC, на одну из клиник, которая занимается психологической реабилитацией в структуре американского ветеранского ведомства, в 2022 году было потрачено 40 миллионов долларов. Это 3,5 миллиарда рублей по текущему курсу. Примерно столько же потратил саратовский областной бюджет в 2023 году на льготные лекарства для всех саратовцев с тяжелыми заболеваниями — диабетом, онкологическими заболеваниями и другими.
В целом реабилитация участников «СВО» (которая включает не только психологическую и психиатрическую помощь, но также хирургические операции, протезирование, общетерапевтическое лечение) дорого обходится российскому бюджету. По сведениям «Медвестника», в 2023 году на медпомощь ветеранам, в том числе, медицинскую реабилитацию, ФОМС перечислил больше миллиарда рублей. Десять миллиардов планируется потратить на закупку оборудования для реабилитационных центров. 70 миллиардов выделено на реабилитацию раненых в течение трех лет.
Вновь для сравнения: городской бюджет Саратова на 2024 год составляет 30,1 миллиарда рублей.