Русские якуты

В Хангаласском улусе республики САХА (Якутия) жители многих сел говорят друг с другом на якутском языке. Казалось бы, что тут такого. Национальная республика, родной язык. Вот только родным он стал не только для якутов или эвенков, населявших те районы издавна. Но и для русских — потомков государевых ямщиков, отправленных в Якутию из центральных губерний России: Московской, Ярославской, Костромской, Вятской в середине 18 века. «Я когда пошла в школу, русского языка вообще не знала» — обычная для тех мест история.

Журналистка, кино, лихие девяностые, доярка, частушка, война, депутат… Только по отдельным русским словам я понимала, о чем идет речь. Из якутского языка к концу поездки я начала различать только одно слово «таптал» — любовь. Оно часто звучит в песнях, которых в этой поездке было много. Потомки ямщиков сохранили свою связь с русской культурой какой-то невероятной любовью к старинным русским песням и частушкам. Хотя те же частушки поют уже и на якутском. А в старинных русских песнях много непривычных слов. Слова, уловленные от бабушек и дедушек на слух, те, для кого русский язык уже не был родным, переделывали на свой лад. Вот и получалось «воронила вороной» вместо «боронила бороной».

— Крестьянские люди, они приехали с Ярославской губернии — мои дедушки и бабушки. Мама 13 человек родила. Восемь сын и пять дочка. Отец, мать по-якутски говорили. С тех пор по-якутски я слов не бросаю. Самая любимая слов. Русских слов ваще не знаю, не понимаю.

Татьяне Митрофановне Филипповой (эта фамилия очень часто будет встречаться мне в поездке) 96 лет. Ей действительно сложно говорить на русском. Поэтому она переходит на якутский. А мне переводят ее слова. Бабушка сейчас живет с одной из дочерей в Якутске, но она из Хангаласского улуса с одной из бывших ямщицких станций. Ее дочь наполовину якутка. Таких в Якутии называют сахаляр — смесь русских и якутов.

От Татьяны Митрофановны впервые слышу частушку на якутском языке.

Перевод дословный: «На небе звезд много. Одна из них хорошая. В Мальжагаре (Мальжагарский наслег) парней много. Один из них красивый». 

Татьяна Митрофановна поет в ансамбле и собирается на ямщицкий фестиваль «Играй гармонь! Живи частушка!», который должен был пройти в Хангаласском улусе 30 марта. Я дату своей поездки привязывала в том числе к нему. Но фестиваль перенесли из-за теракта в «Крокус Сити Холле». Впрочем, была еще причина ехать в конце марта. Дело в том, что старинный Иркутско-якутский ямщицкий тракт так и остался труднодоступным. Добраться в те места проще всего по зимнику. Это дорога, которую прокладывают по льду замерзшей реки Лена. Действует зимник официально до 15 апреля. Потом ни власть, ни дорожники ответственности не несут. Жители сами оценивают толщину льда и какое-то время еще ездят. Ведь потом почти месяц, пока не будет возможности пересесть на лодки, район будет отрезан от большой земли.

Организация перевозок здесь — дело самих жителей. Когда не нашлось организованных официальных перевозчиков (хотя говорят один автобус все же ходит), попробовали взять машину в аренду. Но на зимник ни одна якутская фирма дать машину не согласилась — опасаются, зимник не предсказуем, сегодня он есть, а назавтра его замело или размыло.

«Мы с Олегом договорились заранее, забронировали места, везу детей на весенние каникулы», — одной из моих попутчиц из Якутска в Синск оказалась девушка — потомок ссыльных и ямщиков. Водитель Олег, якут, рассказывает, как утепляет машину и спасается во время сильных морозов. Вокруг нереальная красота, Ленские столбы. За пять часов мы незаметно доезжаем из Якутска до первой моей остановки.

Село «Синск»

— К нам в Синск в 70-80-ые годы приехал десант учителей из Москвы и Ленинграда обучать нас, потомков русских государевых ямщиков, русскому языку. Потому что мы в нем пробуксовывали. Говорили между собой на якутском. Видимо, кто-то дал отмашку, понимая, что здесь забывается русский язык. И нужно каким-то образом это уравнять. Мама 92 года прожила. С ней мы говорили только на якутском. Сейчас, конечно, практики меньше, забываешь язык. Муж понимает якутский язык. Но не говорит на нем.

Муж у Лидии Яйлиян — армянин. Внуки во внешности вязли больше от зятя — эвенка. Современные ямщицкие семьи здесь почти все уже интернациональные.

— Почему же наши предки начали гонять здесь почту. Дело в том, что в 1743 году, когда установили по Лене «станки» (так здесь называют станции), первыми начали гонять почту якуты. Но наступал момент, когда нужно было косить сено, и они уходили за сеном, а когда наступала охота, они шли добывать зверя. Охота, рыбалка, сенокос. Почта приезжает, а ямщик-то не ждет. Вот и встал вопрос, что нужны именно государевы ямщики, которые точно будут ждать почту. Наши предки сюда же были сосланы за различные провинности и бунтарский дух. И даже не имели права менять место жительства. И им говорили: либо ты в рекруты на 25 лет отправишься, и неизвестно, выживешь или нет, либо в ссылку ямщиком. А сюда еще можно было с семьей, с братьями. Мои предки — род Сухаревых и Федоровых прибыли из Витебской губернии.

Лидия и Арес Яйлиян в Синске организовали турбазу «Ямщицкое подворье». Тут же в собственном доме устроили самодеятельный музей. Часть экспонатов от родителей Лидии, часть от жителей Синска. Но большинство собраны в ходе экспедиции по Иркутско-якутскому почтовому тракту. Тогда, в 2017 году, за 21 день делегация потомков государевых ямщиков из Якутии объехала 126 бывших почтовых станций. Не везде по бывшему Иркутско-якутскому тракту помнили эту историю. Но теперь и в Иркутской области тоже загорелись и ставят у себя верстовые столбы.

Лидия живет в Синске на другом берегу речки Синяя. Скоро эта речка отрежет их улицу от села. На работу или в магазин придется переправляться на лодке. Моста нет. Едем на репетицию местного ямщицкого ансамбля. Весь улус продолжает готовиться к фестивалю. На сцене в основном пенсионерки. Удивляюсь солисту. Коле — 24 года, и по внешности я бы сказала, что он якут.

— Ну, в основном, я себя, конечно, чувствую русским больше, чем якутом. К якутскому языку с уважением отношусь, но душа русская. Русские народные песни очень люблю! В ансамбль поэтому хожу. Не нравилось, зачем бы я ходил. У меня по прадеду Соловьеву предки ямщики. А к народным песням меня приучил дед Николай Прокопьевич. Отец моей мамы. Он постоянно мне пел. «Ой, при лужке» или «Эх, тачанка-ростовчанка»... (тут же их напевает). Мама у меня в детском саду работает, приходит домой, жалуется: там дети целый день кричат, приходишь домой, а тут ты еще поешь!

И Коля, которого мы застали во дворе дома за колкой дров, громко на всю улицу запевает еще одну песню: «Катерина-капитанша, подай ручку. Не хочу. Доля, моя доля, доля, моя доля, подай ручку, не хочу…». Я эту русскую песню слышу впервые. В Якутии.

В Едей нас везет Виктор Ефремов, он якут, жена — русская, потомок ямщиков. Разговариваем дорогой о том, почему у якутов сплошь русские имена и фамилии (давали при обращении в православие). И, естественно, о дороге. Зимник сейчас почти в идеальном состоянии, только пару раз объезжаем залитые водой места.

— У нас дороги до Нового года вообще не было. Дорожников не было, все заметено, по берегу не проедешь, ездили по протоке. Сами пробивались. Здесь побольше лопату нужно с собой брать. Иначе никак. И с бензином беда, уж очень он дорогой. 95 марки нет, есть только 92-ой – стоит 65 рублей 50 копеек за литр. А дизтопливо вообще за 80 рублей. Вот мне и пришлось поменять машину — с дизельного топлива уйти.

На зимнике сильна взаимовыручка. Действует негласное правило: остановись и помоги. Так, на обратном пути мы поучаствовали в спасении газели, водитель которой уснул за рулем. Машина завалилась на бок и нужно было ее поднять.

Село Едей

Местные называют его Едяй. А Кытыл-дюру, куда мы поедем позже — Журой. При этом официально принятое звучание населенных пунктов здесь вообще не услышишь.

Сотовой связи у меня давно нет. Ни Мегафона, ни Теле2. Здесь вотчина Билайна. Но все по тракту друг друга знают и, когда я говорю, к кому еду, меня безошибочно подвозят к библиотеке.

Библиотекарь Галина Макарова поразила меня еще при подготовке к этой поездке. На ютюбе я увидела запись, как она бегло на якутском языке проводит экскурсию по музею ямщицкой культуры, созданному ею при библиотеке. При мне на якутском она разговаривает по телефону с главой села. Выцепляю слова «кадастр», «журналист», и итог разговора: «в общем, на завтра машина нужна». Несколько «таксистов» в Едее есть, но два уехали, а у еще одного сломалась машина.

— Я когда приехала из Тит-аров в Едей, не говорила на якутском языке. Но все вокруг общались именно на нем, вот мне и пришлось. Я вообще считаю, что человек должен знать язык того региона, где он живет.

Дома с мужем, кстати, тоже потомком государевых ямщиков, на работе, на улице со всеми Галина говорит на якутском. Так что и в русской речи у нее появляется характерный акцент.

В музее, который собирали они с мужем, много уникальных экспонатов, но меня поражает — коллекция гармошек. 25 штук, собраны со всего улуса от потомков ямщиков, с описанием истории владельцев.

Муж Галины — Александр Филиппов вызывается побыть гидом по селу. Зашли с ним в магазин за хлебом; встретили ребятишек, что идут с горки; электрика — устранял порыв на одной из линий. Со всеми Сан Саныч говорит на якутском. Идем в гости к его родному брату, который из тальника без единого гвоздя делает знаменитые в этих местах табуретки. Я эти табуретки в домах людей замечаю с первого дня. Потом идем к еще одним Филипповым. Тоже родня. Алена — ждет мужа с работы и собирается печь блины. Из четырех сыновей двое сейчас дома. Один тут же берет в руки гармонь.

— Он еще в начальной школе учился, как к ним приехал какой-то баянист. И Леша загорелся. Пришел домой: мама, мне нужна гармошка. Семейный совет собрали. Что делать, ребенку нужен инструмент. Забили жеребенка, продали и за 41 тысячу, купили ребенку гармошку. И вот он ее сам тискал, тискал. В интернете смотрел. И теперь играет.

Замечаю знакомые табуретки. А также удивляюсь, что и в этом доме тесто взбивают мутовкой. Я уже видела, как простая деревянная мутовка творит чудеса, за пару минут превращая сметану в воздушную массу. В Хангаласском улусе в ямщицких семьях до сих пор предпочитают мутовку миксеру.

— А вы тоже на якутском говорите?
— Да. Это я с виду русская. А так саха. Мы всех шокируем этим. В Якутске удивляются, что мы, голубоглазые блондины, и говорим на якутском. И сыновья мои тоже. У нас же школа и детский садик — якутский. Там преподавание на двух языках идет: на русском и якутском. Поэтому они с пеленок знают, с молоком матери впитали якутский язык.

Сан Саныч сопровождает меня по дороге в Кытыл-дюру. Хочет показать место, откуда пошел род Филипповых. Ой-муранская почтовая станция закрылась в хрущевские времена, когда укрупнялись совхозы. Сейчас на ее месте Сан Саныч с братьями построил часовню и домик для ученых, которые благодаря ему приезжают на это место уже не первый год. То Сан Саныч найдет отпечатки древних беспозвоночных, то стоянку древнего человека. В общем, не зря в музее Едея большая часть коллекции — его находки. В 2023 году Ой-мурану благодаря усилиям Галины и Александра присвоили статус «объекта культурного наследия».

— Ой-муран это моя малая родина. Наш предок Прокопий Филиппов приехал с Ярославской губернии с женой и одним сыном в 1778 году. Он родил 12 сыновей. От его четвертого сына идет мой род. А вообще в Якутию четыре Филипповых приехали с России — один поп, один казак, наш Прокопий и один дьяк. Вот в Чурапчинском улусе тоже есть Филипповы, только якуты. Это наш поп крестил их и дал им свою фамилию.

Кытыл-Дюра, в отличие от Синска и Едея, стоит в стороне от крутого берега Лены. Деревня в одну улицу тянется вдоль поймы. До приезда сюда ямщиков здесь был сплошной лес. Его раскорчевали, чтобы поставить дома и засеять поле пшеницей. Потомки ямщиков — Добрянский, Петров и Осипов (последний глава села) показывают место, откуда начиналась ямщицкая станция. Сейчас там уже не живут, но на горе сохранились и до сих пор используются «подвалы» — ледники. Избушки, в которые из-под горы дует ледяной воздух. Продукты в подвалах сохраняются годами и не заветриваются.

Но перед походом на гору житель Кытыл-Дюры Сергей Петров разводит костер.

— Так как мы живем здесь с якутами бок о бок уже более 280 лет, мы у них некоторые обычаи переняли. Поэтому по якутской традиции я сейчас разведу костер и покормим духа огня.

Обращается он к духам огня и горы, понятно, на якутском.

— Иной раз не покормил, удачи на охоте не бывает. А покормил, наутро и утки, и все.

На обратном пути проезд по улице нам преграждает небольшой табун лошадей. Лошадей здесь держит практически каждая семья. А вот коровы редкость, сложно их содержать. Якутские же лошади всю зиму на вольном выпасе, сами добывают пропитание. Поэтому и сена заготавливают здесь немного, из расчета — лишь подкормить по весне. Но в этом году журинские загнали своих лошадей в деревню заранее, много развелось волков и четыре лошади уже погибли. Сейчас деревня помогает друг другу сеном, чтобы дотянуть до лета. Благо все тут друг другу брат или сват.

А держат лошадей сейчас чаще всего для мяса. Для передвижения предпочитая снегоходы. За все время съемок я встретила лишь одного извозчика. На санях он возит домой с реки на гору воду: для питья — в виде ледяных кубов и для скотины из проруби в бидонах. Дедушка поинтересовался, стоит ли Москва? И, вторя каким-то своим мыслям, со словами «Россия — великая держава» повез бидоны на гору. В Синске колодцев нет и воду, в основном, жители, как и триста лет назад, набирают на реке.

Отдельное спасибо председателю общественной организации «Потомки государевых ямщиков» Ирине Стрекаловской за помощь в организации съемок.